quote Обретение чувства бытия v широком смысле – это отношение к себе
и своему миру, переживание своего бытия (включая ощущение себя
собой)… Сознавание собственного бытия происходит на уровне
понимания себя
Ролло Мэй

Защиты от тревоги смерти

"Все ново сегодня — зелень, солнце, цветы,
и все будет ново завтра.
Стареет только человек,
а вокруг него с каждым днем все молодеет"
Альфред Мюссе.
„Мудрый думает о жизни, а не о смерти“
Спиноза
В этом разделе мы рассмотрим в основном такие формы защиты, которые, в некоторой степени помогая совладать с тревогой смерти, в целом задерживают развитие личности, отвлекают человека от насущных его задач, от реализации своих потенциалов.
Ролло Мэй, работая с участниками боевых действий, выявил руководящие принципы, которые сослужили многим людям добрую службу при встрече с тревогой.
"То, как солдаты защищали себя от тревоги, очень поучительно.
Во-первых, им помогала непоколебимая вера в себя, "самоуверенность вплоть до всемогущества". Вера в собственную неуязвимость, граничащая с чувством бессмертности.
Во-вторых, они с головой погрузились в работу. "Их ответом на угрозу извне было погружение в кипучую деятельность, которая быстро рассеяла нарастающее напряжение"3.
В-третьих, было важно их доверие командирам. Понятно, что важную роль здесь сыграли религиозные убеждения.
В целом, в группе использовались такие способы защиты от тревоги, как уверенность в себе, работа, вера в командиров и религиозные убеждения.
От невыносимой тревоги людей защищали доверие к лидерам, преданность своему делу и религиозные убеждения. Один из членов этой группы поведал моему другу, что он верил капитану почти так же, как Господу Богу.
Понятно, что в таких экстремальных ситуациях люди нуждаются в защите от тревоги.  Но  могут ли эти защиты существовать без иллюзий, таких как вера солдат в собственную неуязвимость? И возможна ли надежда без иллюзий?"
Упомянутые в первом пункте способы совладания с тревогой относятся к одной из распространенных форм примитивных защитных механизмов, которая носит название ВСЕМОГУЩЕСТВЕННЫЙ КОНТРОЛЬ. Доверие к командирам можно отнести к другому "классическому" способу защиты от тревоги, я имею в виду ИДЕАЛИЗАЦИЮ.
Эти виды защиты Ирвин Ялом рассматривал под общим названием "фундаментальные защиты".
“ФУНДАМЕТАЛЬНЫЕ ЗАШИТЫ”
Ирвин Ялом описывает “фундаментальные зашиты” от страха смерти:
1. вера в собственную исключительность  – “жизнь ради доминируюшей цели” (по Силвано Ариети).
2. вера в конечного спасителя - “жизнь ради доминируюшего другого” (по Силвано Ариети):
• Бог;
• Некие иррациональные силы;
• Земной идол, идеал, богоподобная фигура, вождь
• Партнёр
• Группа
При всей кажущейся зависимости от “спасителя”, последний всегда рассматривается тем, кого он должен спасать, как инструмент избавления от страхов, как его собственность. Как утверждает Ялом, “спаситель, хоть и всемогущ, является нашим вечным слугой”.

ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ РЕШЕНИЯ
В случае тревоги смерти, пожалуй, нет специфического решения совладания с тревогой: смерть слишком глобальное и универсальное явление, потому и на защиту от тревоги ей вызываемой, мобилизуются все возможные способы.

СУБСТАНЦИОНАЛЬНЫЕ
Субстанциональные решения направлены на укрепление внешних и внутренних субстанций - на выстраивание внешних и внутренних систем, на которые можно положиться, чтобы совладать с тревогой смерти. Сюда относятся уже рассмотренные выше вера в собственную исключительность и вера в "конечного спасителя".
ТЩЕСЛАВИЕ
• права и исключительность других не признаются (инструментализм, стремление к обладанию)
• высокомерие, агрессия и контроль проявляются стремлением к власти и расширению границ “я” (престиж, карьера, деньги, личные качества, связи) и своей сферы контроля любой ценой, вплоть до крайних мер (убийство, принесение в жертву, также метафорически: доминирование, эксплуатация другого, „убийство его души”, по Ибсену) – всегда отличается отрывом от реальности.
СЛАВА
Страстное стремление к славе – это, соглано Эриху Фромму, не просто выражение мирской суеты: „оно имеет религиозное значение для тех, кто больше уже не верит в традиционный потусторонний мир“. Стремление к славе отражает стремление к бессмертию. Слава, по Жаку Мадолю, это солнце умирающих. Ведь, по словам Янкелевича, это "номинальное бессмертие не решает нашей мучительной проблемы: та реальная и земная жизнь, которая нас интересует, обречена однажды прийти к концу".

ОТНОШЕНИЯ
Ирвин Ялом отмечает, что "одиночество многократно усиливает страх смерти... Здоровые пытаются избежать общения с умирающим, а сам умирающий не хочет вовлекать  своих близких в мрачные и безнадёжные глубины своего мира". Поэтому борьба с одиночеством является одним из важнейших способов взять под контроль тревогу смерти. Вот что пишет по этому поводу Владимир Янкелевич: "Наиболее чудесным для мистиков оказывается преображение смерти любовью... Любовь, согласно нашим верованиям, является как бы мостом, перекинутым над пропастью и головокружительным разрывом между здешним миром и потусторонним".
ПОИСК ЗАЩИТНИКА
Пауль Тиллих: "Стремление укрыться за авторитетом - следствие неспособности изолированного индивида сохранить мужество быть собой".
В каждодневном плане человеку свойственно искать защитника, заступника, поддержку в своём ближнем – в другом человеке. При этом – сколь бы ни была распространена идея любви – ни какой любви в её фундаментальном значении (когда оба партнера поддерживают друг друга, спсосбствуя развитию и росту каждой из сторон) в таких отношениях часто нет места, ибо растворение в “защитнике”, требующее от человека  зависимости, подчинения, означает избегание “жизни”, не рост, а выживание.
Человек вынужден жертвовать собой из страха лишиться любви своего спасителя, идти на самоумаление и самопожертвование, вплоть до мазохизма. “Быть наказанным” в этом случае равносильно “быть защищенным”. Неприятие своей взрослости, ребячливость, демонстрация слабости, сокрытие своих сильных сторон и возможностей – всё годится для обладания “конечным спасителем с целью “получить помощь, о которой не надо просить”.
Человек отказывается от себя ради сохранения отношений, которые, по сути, являются не любовью, как человек может наивно полагать, а чаще патологическим симбиозом. Человек, симбиотически связанный с другим, теряет границу между собой и своим „хозяином“. Взамен ощущения самости возникает чувство единства, слияния с другим. В тяжелых случаях это слияние стремится быть абсолютным. Человек растворяется в другом. По этой причине, отмечает Э. Фромм, уже нельзя говорить о зависимости симбиотически связанной личности от „хозяина“, ибо уже как бы не существует отдельной личности. Личность, симбиотически связанная с другой личностью, становится неотъемлемой составной частью своего „хозяина“, с которым она связана. Она просто не может без него жить.
Таким образом, стремясь защититься от страха смерти, человек „защищается“ от жизни. Он не живёт, не развивается, избегает бытия.
Все описанные механизмы могут быть долгое время очень эффективными в плане вытеснения страха смерти. Однако достигается это, как уже не раз указывалось, ценой задержки развития собственного “Я”.
Спаситель, защитник, может “устать” тащить тяжелый груз ответственности за другого. Он может переключиться на что-то более для себя интересное и приятное. Являясь обычным человеком, “спаситель” не защищен от ошибок, от несовершенства. И спасаемый, видя это, приходит в отчаяние, начинает ненавидеть своего недавнего засшитника. Защитник может заболеть, ослабеть, умереть. Так или иначе, рано или поздно наступит крах иллюзий, депрессия и новый виток страха.
Особой формой симбиоза является “культ предков“ – растворение в уже умершем “хозяине”. Эта привязанность, как отмечает Эрих Фромм, является по своей природе связью посредством чувства и фантазии.
Человеку свойственно искать защиты от страхов в отношениях с другими людьми. Но, как мы убедились, приведённые выше способы дают лишь временную, иллюзорную защиту. Кроме того, другие являются часто лишь инструментом, функцией защиты, попросту говоря – используются.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ / СОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ
ВЫТЕСНЕНИЕ ТЕМЫ СМЕРТИ
Вытеснение смерти из своего сознания, табу на тему смерти в разговорах (даже многие врачи избегают разговоров с пациентами на эту тему) – обычное явление, помогающее избежать тревоги небытия.
Герман Файфел указывал, что одним из важных напоминаний о смерти является старость (может быть, это может объяснить тот факт, почему мы порой отвергаем пожилых людей).
Пауль Тиллих пишет: „Люди прилагают максимальные усилия для того, чтобы исключить присутствие смерти из повседневной жизни: мертвым запрещено обнаруживать свою смерть, их превращают в подобие живущих".
МАГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ
Магическое мышление (особенно в вопросах смерти) присуще, пожалуй, каждому человеку. Магическая формула отрицания смерти прмерно такая: “Смерть – это то, что происходит с другими, это – не для меня”. И удивительно, какой живучестью обладает эта убеждённость, вера в собственную неуязвимость и всемогущество, не отступающая даже при всём понимании её абсурдности и иррациональности.
Загадка Катыни... Как вышло, что тысячи офицеры позволили себя убить, словно баранов? Мы никогда не узнаем, как и почему это произошло – может за малейшее сопротивление оставшихся мучали? Может пытки и истязания сломили дух сопротивления... Но, наверное, именно магическое мышление сыграло свою роль в том, что активной борьбы не было. Каждый, наверное, думал тогда до самого последнего мгновения: "именно со мной не может ничего случиться".
Солженицын тоже удивляется: как же так, столько арестов, репрессий в сталинское время – и никакого сопротивления на индивидуальном уровне (нет, чтобы рубануть топором)... И встреча пришедших удивленным вопросом: "Я? За что?”.
К сфере магической относятся и фантазии многих самоубийц о смерти, как о явлении обратимом, преходящем, позволяющем лишь заставить других страдать и дать себе возможность насладиться их горем. Таким образом суицид не только обеспечивает ощущение контроля ситуации, властвуюшей над человеком, активного управления своей судьбой, но и является магическим актом, способом победить смерть. Очень немногие самоубийцы уверены, что смерть действительно придет, и действительно желают этого. Чаще присутствует вера, что жизнь продолжится: человек будет существовать в памяти, в сознании другого.
Применяя магическую формулу “замри и замаскируйся”, человек жертвует личностным ростом, многими радостями жизни, ведёт “растительное существование”, “не берёт жизнь взаймы”  в надежде, что смерть “не заметит” его – и тогда не надо будет платить (как отмечал Ялом) по векселям смерти.
“Буду вечно молодым” – ещё одна магическая попытка “обмануть” смерть. Занятия спортом, чрезмерные заботы о своём физическом благополучии и здоровье напоминают заботу о любимом автомобиле: профилактика, использование самых лучших масел и бензина, высококачественных запчастей, своевременный ремонт – И машина будет служить вечно! Сюда же относится и инфантилизм, как бессознательная попытка избежать взросления, зрелости – а, значит, и смерти.
Еще один магический способ “избежать” смерти - быть, выглядеть, поступать иначе, чем умершие родители. Чаще человек, однако, неосознанно скатывается к тем стереотипам, которые ему хотелось бы избежать, но здесь важны мотивы.
Синдром “опустевшего гнезда”, переживаемый многими родителями взрослых детей, покинувших отчий дом, имеет под собой подспудное ощущение приближающейся смерти. Отсюда понятны и нежелание, чтобы дети вырастали, и иррациональное отрицание того, что время неумолимо движется, и попытки “препятствовать” росту и взрослению детей (что выливается, в свою очередь, в тяжелую патологию со стороны детей). Это как бы магический акт: дитё остаётся под крылышком – и время застывает, и смерть отдаляется.
Общим для всех этих способов, утверждает Ирвин Ялом, будет то, что в подсознании своём человек постоянно будет с леденящим ужасом ожидать наступления момента, когда отрицать смерть станет уже невозможно.
Владимр Янкелевич сформулировал желания человека относительно смерти: "мы хотим либо увековечить время жизни и никогда не умирать, либо продолжить жизнь за чертой смерти: или сразу и непосредственно через бессмертие, или после непродолжительной мертвости через воскрешение".
Фриц Риман указывает на все чаще повторяющиеся попытки откупиться от смерти с помощью денег: например, применив научные достижения, заморозить себя, чтобы потом, оттаяв через продолжительное время, ожить и излечиться от ранее неизлечимой болезни.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗАЦИЯ
Слова Луи Пастера показывают нам наглядно, насколько нуждается человек в том, чтобы верить в то, что бытие сильнее смерти: "В каждом из нас имеется два человека - ученый, желающий путем наблюдения, опыта и рассуждения возвыситься до познания природы, и чувствующий человек, человек традиции, веры и сомнения, человек чувства, который оплакивает умерших детей своих, который не может, увы, доказать, что он их увидит вновь, но который верит и надеется, который не хочет умереть, как умирает вибрион, который говорит сам себе, что сила, заключенная в нем, преобразуется".
Аскеты и многие философы призывали человека через постепенное умерщвление своих страстей и отказа от телесных утех готовиться к переходу в мир иной. Как отмечает Владимир Янкелевич, "согласно философии аскетизма, жизнь — это смерть, капля по капле вытекающая в течение каждого промежутка времени. Когда наступает час великой финальной смерти, то выясняется, что она была давно предвосхищена бесчисленными маленькими смертями нашего ежедневного существования". Человек, отказываясь от многих радостей жизни, отнимая от нее каждодневно по кусочку бытия, как бы "учится умирать", что должно помочь ему, когда настанет его последний час, легко пережить отделение души от тела. Владимир Янкелевич приводит против того, что можно "научиться умирать" ряд аргументов:

Смерть - единственное биологически обусловленное событие, к которому живущий никогда не адаптируется. Именно поэтому, какими бы ни были принятые нами меры предосторожности, смерть всегда застает нас врасплох.

Можно упражняться в том, чтобы выносить боль, преодолевать болезнь и обстоятельства смертного часа, подобно тому как тренируются в атлетических нагрузках или ежедневном труде, но умирание нельзя уподобить работе.

Каким образом я приготовился бы к абсолютно неслыханному, никогда невиданному и не пережитому мной событию, к мгновению, которое никто не может представить себе заранее? Смерть отвергает всякую подготовку; ведь упражнение предполагает постепенное совершенствование, ведущее нас от одного окончания к следующему,

Акт смерти является мгновенной импровизацией и импровизацией, реализуемой с первой же попытки... Импровизация смерти часто становится завершающим аккордом неудачи аскетов...

На сознательном, интеллектуальном уровне, мы стараемся уменьшить тревогу смерти, призывая на помощь различные убеждения. Так, Роберт Джей Лифтон описал несколько путей, которыми человек пытается достичь символического бессмертия:
• биологический путь – продолжение собственной жизни через потомство, через бесконечную цепочку биологических связей;
• теологический путь – жизнь на ином, более высоком плане существования;
• творческий путь – жизнь через свои труды, через устойчивое влияние личных творений или личное воздействие на других людей;
• путь вечной природы – мы продолжаем жить благодаря тому, что принадлежим круговороту жизненных энергий природы;
• путь превосхождения – внутреннего опыта трансцендирования своего "Я", "потери себя" в переживании столь интенсивном, что время и смерть исчезают и мы остаемся жить в "непрерывном настоящем".
Еще античные философы пытались рационализировать и интеллектуально обосновать то, что не  нужность страха смерти. Как говорил Эпикур, смерть не имеет к нам никакого отношения (мертвые не сознают, значит бояться нечего), а Лукреций утверждал: „где есть я, там нет смерти, где есть смерть – нет меня; поэтому смерть В то же время, многие философы и психологи подчеркивают, что идея мимолётности лишь прибавляет ценности тому, что должно исчезнуть.
Аргументы Эпикура помогают "успокоить" себя перед идеей смерти: смерть есть ничто (когда мы существуем, смерти нет, когда смерть присутствует, не существуем мы). Другим "успокаивающим" аргументом является указание Эпикура на симметричность НИЧТО (якобы небытие до рождения и после смерти равноценны, потому нам и не стоит беспокоиться: ведь небытие после нашей смерти будет как бы не хуже, чем до нашего рождения).
Владимир Янкелевич приводит против последнего утверждения контраргумент, отмечая, что небытие до рождения отнюдь не равнозначно небытию после смерти. Ведь до рождения мы не жили и не могли осознать это небытие, в то время как предстоящая смерть осознается нами постоянно. На фоне жизни будущее небытие пугает, в то время как небытие до рождения абсолютно не страшно (ведь сейчас мы есть!). Владимир Янкелевич отмечает, что "люди, как правило, не считают возмутительным считать существующее в настоящее время существовавшим не всегда: недовольство вызывает прекращение бытия; нам кажется неприемлемым не то, что в прошлом история созидалась без нас, а то, что в будущем возникнет мир, частью которого мы уже не будем. Ведь наше призвание — впереди! …За бытием в конце концов должно остаться последнее слово!".
Против других утверждений тоже можно привести возражения. Например, в других поколениях будут жить лишь результаты нашего труда, лишь последствия нашей активности, лишь наши гены будут проявлять себя - а нас как таковых не будет. "Человек смертен, но сама его жизнь и витальность этой жизни неистребимы и не подлежат разрушению; смерть оказывается не концом жизни, а лишь концом отдельного существования, завершая индивидуальную судьбу, но не универсальную витальность", - комментирует Владимир Янкелевич подобные идеи.
"Если не придавать значения нашему индивидуальному бессмертию, то вечность космической жизни и ежегодное пробуждение весны могут дать достаточное утешение. Однако обнаруживает мучительнейшее противоречие между человеческим родом и отдельной личностью", - пишет Владимир Янкелевич. Вся природа представляет собой круговорот смертей и рождений. Вечное обновление предполагает уход старого и приход нового. Жизнь (если взглянуть на нее как на некое абстрактное понятие) не прекрашается никогда. И, покуда не произойдет какой-нибудь глобальной или космический катастрофы, жизнь будет продолжаться. Однако идея о продолжении жизни отдельного человека в потомстве, в жизни рода, мало может утешить человека.
Вот что пишет об этом Владимир Янкелевич:
"Говорят: я "возрожусь" в потомстве. Но что это мне даст? что принесет жизнь всего будущего мира тому, которого там не будет? что я выиграю? что меня коснется? Мы умираем, но жизнь продолжается. Увы! Она продолжается, но... без меня.
Вечность жизни, как бы важна она ни была, не делает более понятным и приемлемым возмутительное жертвоприношение бесценной и незаменимой человеческой личности. С одной стороны, перед нами — бессмертная, но обезличенная, не принадлежащая земной, конечной самости жизнь, с другой — личная, непосредственно очевидная, но обреченная на исчезновение жизнь. Такова дилемма! Индивидуум устало чувствует, что род не продлевает, а отталкивает его жизнь, он задыхается от своего желания выжить на лоне вечной природы".
Если люди рассматриваются как взаимозаменимые объекты, когда (при учете лишь функции, а не самости человека) каждый оказывается вполне равноценным каждому, то, по словам Владимира Янкелевича, "смерть "заменена", но "заменитель", хотя и занимает чье-то место, есть всегда нечто иное, чем его предшественник; функция остается той же, но тот, кто ее осуществляет, уже другой… Даже тогда, когда последующий человек будет "реинкарнацией" предшествующего, они будут совершенно различными людьми…".
И снова чеховский доктор из "Палаты номер 6": "Только трус, у которого более страха перед смертью, чем достоинства, может утешать себя тем, что его тело будет со временем жить в траве, в полипе, в грибе... Видеть свое бессмертие в обмене веществ так же странно, как пророчить блестящую будущность футляру после того, как разбилась и стала негодною дорогая скрипка".

Вечная память в потомстве, обеспеченная  своей славой при жизни, или плоды собственного труда и творчества, переживающие своего творца, вряд ли явятся (при пристальном рассмотрении) заменой ушедшей жизни. По словам Владимира Янкелевича, "чисто идеальная вечность не приносит нам мало-мальского утешения, ни компенсации потерянной жизни, ни возобновления простого обудуществления; здесь, может быть, уместно привести слова, сказанные королем усопших, Ахиллом, Улиссу: к чему вечность, если я не буду живым?".

При всей несостоятельности приведенных выше утверждений с точки зрения сознания отдельного человека (которого, не смотря ни на какие разговоры, должно не стать) важно все же то, что с помощью интеллекта можно вырвать себя из оков страха и тревоги, придать себе достаточно сил и мужества для проживания жизни. Главное, чтобы интеллект не уводил нас от реальности в дебри иллюзий и суеверий.
ВЕРА
Вера в то, что человек может обрести пусть и символическое, но бессмертие, свойствена, пожалуй, каждому из нас. К этой категории защит от тревоги смерти относятся зачастую наивные попытки увековечить себя в памятниках (от обычных надгробий до монументальных мавзолеев и пирамид), стремление быть погребенным на почетных захоронениях, там, где могила сохранится на неопределенно долгое время, где поколения потомков могут прочитать на плите имя усопшего. Не сильно отличается от предыдущего и стремление быть "увековеченным" в мемориальных досках или памятниках (относительно недавно мы были свидетелями такой страсти в нашем геронтократическом обществе, когда было разрешено еще при жизни устанавливать бюсты на родине героев). Сколько уловок и искренних попыток предпринимаем мы, чтобы когда-то (когда нас не будет) жить в памяти тех, кто останется полсе нас (один из немаловажных мотивов создания всевозможных произведений искусства и есть стремление обрести бессмертие).
По словам Владимира Янкелевича, "абсурдность аннигиляции побуждает нас к необходимости самосохранения через сверхжизнь... Надежда заставляет всерьез верить в продолжение существования, как бы ничтожно они ни было... Бог или ничто — к этой альтернативе сводится в целом пари Паскаля. Именно когда мы перестаем верить в Бога, именно тогда смерть превращается буквально в абсолютное препятствие и непроницаемую стену: тогда темное будущее небытия овладевает человеком до отчаяния. И наоборот, когда мы начинаем верить в Бога, пробуждение всех способностей снова заставляет биться сердце от неопределенности перспективы нашего существования: мы не погрузимся в мрачное озеро: что-то обязательно будет существовать, когда может уже ничего не быть...".
Но в то же время, как пишет Владимир Янкелевич, "единственная надежда, сквозящая в нашем отчаянии, подразумевает именно неопределенность момента смерти. Следовательно, "надежда на Бога" есть прежде всего надежда на отсрочку "Конца"...". Потому что "еще до надежды на небесное воздаяние и свет Царства Божия смертное создание просто верит, что конец не конец и что смерть не обрывает наше бытие раз и навсегда. Пусть добрые будут вознаграждены на том свете, но не случится ли прежде всего чего-нибудь, неважно чего, но земного: не представляет ли это "что-нибудь" самого необходимого и буквально живительного минимума надежды?"
РЕЛИГИОЗНЫЕ ВЕРОВАНИЯ
Всевозможные верования призванны уменьшить тревогу, вызываемую угрозой небытия.
"Сильный страх смерти, который возникает к пожилому возрасту у существенного числа склонных к религии людей, может отразить защитное использование религии некоторыми людьми" (Г. Файфел).
Пауль Тиллих пишет, что важным способом борьбы с тревогой смерти является "вера в продолжение жизни после смерти, которое называют бессмертием души“. Он отмечает, что вера в бессмертие, которая в западной культуре почти полностью вытеснила христианский символ Воскресения, представляет собой смесь мужества и бегства: „Эта вера старается поддержать самоутверждение человека даже перед лицом неизбежности смерти. Конечность человека, т.е. неизбежность его смерти, она продлевает до бесконечности так, что подлинная смерть никогда не наступает. Эта вера делает бесконечным то, что по определению должно прийти к концу“. Это, по его мнению – неудачный символ „мужества быть“ перед лицом неизбежности смерти.
Далее он отмечает: "Нередко „мужество быть“, создаваемое религией, есть не более чем желание человека ограничить собственное бытие и закрепить это ограничение властью религии. И даже если религия не подталкивает человека к патологическому самоограничению или не поддерживает такое самоограничение прямо, она способна ограничить открытость человека к реальности, прежде всего к реальности самого себя. Так религия может поддерживать и усиливать потенциально невротическое состояние".
В проведенном им исследовании Г. Файфел обнаружил, что верующие по сравнению с неверующими в большей степени страшатся смерти (так как кроме обычной тревоги перед небытием, они испытывают массу страхов в связи с возможностью неискупления грехов и приговоренности к вечным мукам). Его данные показывают, что даже вера в то, что человек попадет в рай, не является достаточным противоядием для изживания страха смерти у многих верующих.
Элизабет Кюблер-Росс пишет по этому поводу: "Все меньше людей по-настоящему верят в жизнь после смерти... Мы не ждем вознаграждения за муки, и потому страдания становятся бессмысленными... Поскольку у нас уже нет надежд на загробную жизнь, приходится задумываться о смерти".

ОБЛАДАНИЕ
Обладание, как мы уже знаем,  является универсальным средством защиты от всех видов тревоги. Задача обладания - приумножить, сохранить и защитить то, что, как нам кажется, принадлежит нам по праву и навеки. Мы прячемся за вещи, погружаемся в мир вещей, размышляем о как бы "непреходящих" субстанциях. Это отвлекает о пугающих мыслей о смерти, вселяет ощущение "контроля" над ситуацией. Но подобные занятия отвлекают нас от нашего бытия, мы забываем о смерти - и одновременно о том, что жизнь проходит.
По словам Владимира Янкелевича, "наша приверженность вещи и наша неспособность постигать ничто иное, кроме вещей, одновременно объясняет неприязнь к небытию и желание оградить от смерти какой-нибудь пятачок пространства, куда враг никогда не проникнет... Боязливый, встревоженный и консервативный человек, падкий до всего личного, отвергает вечность того, что не существует и не имеет субстанции, поэтому он заблаговременно прячет в тайник сокровище бессмертной души, владельцем которого себя считает".
Эрих Фромм считает, что владение собственностью (в любой её форме – будь то внешние атрибуты как богатство, карьера, связи, или личные свойства – такие как красота, интеллект, чувство юмора, обаяние), возможно, больше, чем что-либо иное, представляет собой реализацию страстного стремления к бессмертию. Именно по этой причине столь сильна ориентация человека на обладание.
Живя в модусе «накопления», человек всё больше и больше стремится выстраивать многоуровневые защиты из подобных атрибутов, которые кажутся ему (на сознательном или бессознательном уровне) эффективной преградой для «жала смерти». Собственное «Я» кажется надёжно прикрытым.
„Если мое "я" - это то, что я имею, то в таком случае я бессмертен, так как вещи, которыми я обладаю, неразрушимы“, - пишет Фромм.
Сомнения человека по поводу собственной безопасности заставляет его далеко расширять свои защиты, перенося акцент с ядра своей личности на эти защитные механизмы (это может быть престиж, работа, дети, жена или муж, физическая привлекательность, деньги, машина, интеллект, остроумие, достижения, связи – всё, чем человек может обладать в материальной и нематериальной сферах). Живя в модусе «накопления», человек всё больше и больше стремится выстраивать многоуровневые защиты из подобных атрибутов, которые кажутся ему (на сознательном или бессознательном уровне) эффективной преградой для «жала смерти». Собственное «Я» кажется надёжно прикрытым.
Чем больше подобных «защит», тем больше укрепляется человек в уверенности в своей собственной исключительности. Это приводит к тому, что он становится убеждён, что „Я“ – это и есть то, что он имеет. В результате человеку приходится защищать (кроме своего „Я“, собственного бытия) еще и все эти внешние атрибуты и страдать, если они в целом или что-то из них ставится под угрозу. Гордость обладания становится на защиту от страха смерти. Как пишет Фромм, «некто, чья самость представлена его владением, вполне может смириться с опасностью потерять свои честь и достоинство, но угроза его владению была бы для него равнозначна угрозе жизни».
Но обладание каким атрибутом может быть вечным? И что можем мы забрать с собой, когда прозвонит по нам колокол?
Думается, стремление уйти от скрытой тревоги смерти является одним из мощных мотиваторов для тех, кто концентрирует в своих руках богатства и ресурсы. Миллиардеры и олигархи - всего лишь люди, которые в смвоем подсознании верят, что их "особость", "выдающесть", "исключительность" в состоянии исключить их их списков "обычных" людей перед лицом смерти.
Иллюзия обладания хрупка перед лицом смерти, но всё же увлечённость ею достаточно сильна, чтобы надёжно отвлечь человека не только от мыслей о смерти, но и от бытийного проживания, от открытости миру, от самоактуализации и роста.

АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ (направленные на поиск смысла)
СУРРОГАТЫ СМЫСЛА
Подменой осмысленной жизни являются погоня за удовольствиями, весельем, различные зависимости (алкоголь, наркотики, компьютер, виртуальное общение, азартные игры).
Человек боится пустоты и избегает её, поскольку она может символизировать смерть – пустая квартира, отсутствие занятости… Человек пытается заполнить пустоту времени и пространства чем угодно, чтобы не сталкиваться с мыслями о смерти или с напоминаниями о ней. Однако по-настоящему заполнить пустоту жизни может лишь смысл.
ЦЕННОСТИ
Человеку ежемоментно приходится делать выбор в пользу тех или других ценностей. Именно человек в своем поступке определяет, что есть добро, а что есть зло. Разумеется, нередко этот выбор чрезвычайно затруднен нравственным конфликтом, особенно когда на карту поставлена сама жизнь человека. Именно в таких ситуациях человек может проявить свое истинное мужество или трусость.
Острый страх смерти становится императивом для судьбоносного выбора. Человек выбирает между верностью своим ценностям и совести и  предательством во имя продления жизни (ведь спасти жизнь нельзя по определению!!!). Человек выбирает, по словам Шота Руставели "смерть, но смерть со славой" или "бесславных дней позор".
Вот что пишет по этому поводу Владимир Янкелевич:
При нашей безнадежной обреченности на смерть, остается только надежда прожить подольше; но это очень слабая надежда... Эта тоскливая надежда не надеется победить смерть, она надеется лишь ее задержать....
Продление бытия имеет бесконечную ценность, каким бы ни было это бытие, даже если речь идет об униженном, мученическом и рабском существовании каторжника. Бытие в чистом виде и независимо от всякого благополучия бесценно само по себе. В этом смысле несколько мгновений могут иметь ту же цену, что и целая жизнь...
Продление необходимого для жизни времени, чистого времени субстанционального существования — первично по отношению к размышлениям о том, как это время занять; продление жалкого существования предшествует выбору содержания и способов бытия, которые наполнят это "сырьевое" существование; ведь безусловный императив бытия, во всей своей драматической неотложности, имеет абсолютное превосходство над гипотетическим императивом достойной человека жизни.
ИНТЕНЦИОНАЛЬНЫЕ (направленные на достижение некой цели)
Смерть ставит окончательную точку в нашей жизни, поэтому нам свойственно предпринимать шаги, направленные на обеспечение нашим близким возможности после нашей смерти какое-то время уверенно существовать без нас. Именно тревога смерти в сочетании с нашей ответственностью перед остающимися заставляет нас делать накопления и заключать всевозможные страховки, чтобы обеспечить до некоторой степени благополучие тех, кто останется после нас. Этими стремлениями пользуются зачастую недобросовестные люди, наживающиеся на столь свойственной каждому из нас тревоге смерти.
КОМПУЛЬСИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ
• компульсивный героизм заключается в неудержимом стремлении искать и побеждать опасности. Человек пускается на поиски внешней опасности, чтобы спастись от опасности, исходяшей изнутри (от тревоги “НЕБЫТИЯ”).
• трудоголизм компульсивен, поскольку человек погружается в работу не потому, что он этого хочет, а потому, что "должен". Человек вступает в борьбу со временем, постоянно проецируя себя в далекое будушее, что в итоге как бы отодвигает час смерти
Человек стремится взять текущее под контроль, чтобы повлиять на возможные негативные для себя последствия тех или иных событий, а в конечном счете как бы „остановить“ ход времени и "предотвратить" смерть или оттянуть ее момент. Например, очень распространенный (хотя и почти никогда не осознаваемый) способ преодоления тревоги смерти, а, по сути, - способ "обмана" самой смерти, это планирование своей жизни и деятельности на месяцы и годы вперед. При этом в будущем человека смерти как бы и нет места.
Пауль Тиллих:
"Тревога судьбы и смерти порождает непатологическое стремление к надежности. Целые области цивилизации служат тому, чтобы обезопасить человека от ударов судьбы и смерти. Человек понимает, что абсолютная и окончательная надежность невозможна. Он также понимает, что жизнь снова и снова требует от него мужества частично или даже целиком отказаться от надежности ради полного самоутверждения. Однако он пытается максимально ограничить власть судьбы и угрозы смерти.
Патологическая тревога, соотносясь с тревогой судьбы и смерти, порождает нереалистическую надежность; патологическая тревога судьбы и смерти толкает к такой надежности, которая сравнима с надежностью тюремного заключения. Человек, живущий в этой тюрьме, неспособен уйти от надежности, созданной за счет ограничений, которые он сам на себя наложил. Однако эти ограничения не основаны на полноценном осознании реальности. Поэтому надежность невротика нереалистична. Он боится того, чего не следует бояться, и считает надежным то, что ненадежно. Тревога, которую он неспособен принять на себя, порождает образы, не имеющие никакого основания в реальности; однако эта тревога не реагирует на то, чего действительно следует опасаться".
НАСИЛИЕ
Действенным средством от тревоги смерти является и насилие. Эрих Фромм описал несколько его форм.
„Реактивное насилие проявляется при защите жизни, свободы, достоинства, а также собственного или чужого имущества. Очень часто ощущение опасности и вытекающее из него реактивное насилие покоятся не на реальной данности, а на манипуляциях мышления; политические и религиозные вожди убеждают своих сторонников, что им угрожает некий враг, возбуждая, таким образом, субъективное чувство реактивной враждебности“.
Как видно из приведённого описания, этот путь может нередко оказаться тупиковым, уводя человека прочь от свободы и любви. В то же время объединение с другими под знаменами общей идеи является для многих людей одним из желаннейших способов и избежат‘ страха, и решить проблемы бессмысленности жизни и своего одиночества. В обмен на избавление от его проблем человеку грозит потеря индивидуальности и чувства реальности.
„Компенсаторное насилие является патологической заменой жизни; оно указывает на увечье и пустоту жизни“. Человек совершает насилие в отношение другого человека, чтобы утвердить самого себя. Этот вид насилия может подавляться посредством страха и наказания. Часто оно какнализируется в конвенциональные формы (определённого рода представления и развлечения, как например, агрессивные компьютерные игры). Единственное лекарство против этого, указывает Фромм - „увеличение творческого потенциала, развитие способности человека продуктивно использовать свои силы“.
Близко к компенсаторному насилию находится садизм. Эрих Фромм пишет, что „цель садизма заключается в том, чтобы сделать человека вещью, превратив живое в нечто неживое, поскольку живое через полное и абсолютное подчинение теряет существенное свойство жизни – свободу. Это побуждение полностью и абсолютно поставить под свой контроль живое существо. Унизить его, поработить - лишь средства достижения этой цели, а самая радикальная цель - заставить его страдать, ибо нет большей власти над человеком, чем принуждать его терпеть страдания и чтобы он не мог защититься против этого. Радость полного господства над другим человеком (или другой живой тварью), собственно, и есть суть садистского побуждения“.
Элизабет Кюблер-Росс пишет следующее: "Религиозное отрицание смерти, то есть вера в осмысленность земных страданий и награду после смерти, приносило надежду и понимание, а общественное отрицание не предложило ни того, ни другого, Оно лишь усилило тревогу, укрепило разрушительное и агрессивное стремление: убивать, чтобы уйти от действительности и забыть о собственной смертности".
Все диктаторы – и современные, и из далёкого и недавнего прошлого – пытались, несомненно, бороться со своими страхами одним из описанных способов. Бегство в насилие и садизм иллюзорно, поскольку не избавляет от страха смерти окончательно. В результате требуется постоянное расширение насилия, утверждения своей силы во всё новых и новых сферах. Но это помогает только на очень короткое время – и в конечном итоге человек окажется один на один со смертью, ощутит бессмысленность прожитой жизни. И неважно, испытает ли он вину перед невинно поруганными и убиенными – его наказанием будет жуткий страх, от которого больше никуда не укрыться. И бегущий от страха смерти будет искать и просить смерти, как избавления от переживаемого ужаса.
И, наконец, крайне регрессивный тип насилия - архаическая жажда крови. При этом человек, убивая, утверждает жизнь доступным и понятным ему способом. Эрих Фромм пишет: „Человек освобождает себя от бремени разума, убивает из пристрастия, поскольку он боится идти вперед и стать полностью человеком. Пролитие крови означает ощущение себя живым, сильным, неповторимым, превосходящим всех остальных. Убийство превращается в великое упоение, великое самоутверждение на крайне архаической почве. Убийство в этом смысле по своей сути – это утверждение и трансцендирование жизни на почве глубочайшей регрессии. На этом регрессивном уровне кровь, очевидно, означает то же самое, что и мужское семя, а земля равнозначна женщине и матери“. При этом страха смерти нет, так как она, как отмечает Фромм,  является одним из необходимых звеньев в цепочке убийств и закономерным её завершением.
“МАНИАКАЛЬНАЯ ЗАЩИТА”
Один из путей активного изгнания страха смерти Ирвин Ялом называет “маниакальной защитой”. К методам её относятся компульсивный секс и требующий постоянного выброса адреналина активный (экстремальный) спорт. При кажущейся полноте переживаний жизнь остаётся, однако, пустой и постоянно ощущается недостаток подлинного наслаждения ею.
Жажда приключений, задача которых "щекотать" нервы и доказывать человеку его превосходство над смертью, основана именно на балансировании на грани, на возможности как бы взять под контроль свое выживание.
Владимир Янкелевич пишет по этому поводу следующее:
Приключение, которое ни в коем случае не может плохо кончиться, это уже не приключение, а фанфаронство! Приключение является приключением только потому, что мы боимся заглядывать туда, куда оно может завести; вернее, мы слишком хорошо понимаем, что оно может довести нас до самого конца, которым для всех конечных существ является смерть. Вероятность смерти может быть всего лишь одна на тысячу: тем не менее именно страх перед этой крошечной, далекой и невероятной возможностью и делает опасность опасной.
КОМПУЛЬСИВНЫЙ СЕКС
Согласно Ялому, он эффективен как контрафобическое средство и при многих других видах тревоги в силу следующих механизмов:
• как вызов страху смерти, уничтожения (примерно как экстремальный спорт – парашют, мотоцикл, альпинизм);
• “ощущение” победы над смертью (человек становится центром собственной вселенной: другие крутятся вокруг него, сушествуют только для него, не живут сами по себе, без него как бы находятся в анабиозе);
• невозможность конфронтации со смертью – непереживание страха оставленности, одиночества (кроме того, постоянно меняющиеся партнеры – это нечто живое рядом);
• ощущение себя незаурядным, особенным (а в силу логического следствия сопутствующего магического мышления – бессмертным);
• возможность слияния с другим, растворения в нем и потери (забывании) себя - а, следовательно, и своих страхов.
Стоит остановиться еще на нескольких важных моментах.
СТРАХИ КАК ЗАЩИТА ОТ ТРЕВОГИ СМЕРТИ
Известно, что страхи освобождают от переживания тревоги. Если реально бояться нечего - то страхи надо придумать. Просмотр триллеров, фильмов ужасов, чтение и пересказы друг другу страшных историй приводят к отыгрыванию в воображении различных пугающих моментов и к снятию напряжения в связи с тревогой смерти. Всем хорошо знакомые детские "страшилки" - прекрасный тому пример.
ВРЕМЕННАЯ ДИССОЦИАЦИЯ
Человек, страшащийся смерти, как кролик на удава, во все глаза смотрит на свое предстоящее исчезновение. Его внимание притягивается в неопределенное будущее. И человек перестаёт ощущать момент, в который он живёт. В представлении своём – человек уже в будущем. Воображение рисует ему образы умирания, недоступности для него, умершего, всего, что ему было дорого, всех, кого он любил, лица родственников, оплакивающих его смерть И не представляющих жизни без него.
Так для человека задолго до реальной смерти наступает “смерть при жизни”. Он потерян для жизни в “здесь и сейчас” – мимо него проходит то, чему он мог бы радоваться, что всегда было близко его сердцу…
Другая крайность – покупка свободы от тревоги смерти через бегство от реальности в прошлое (воспоминания о золотых временах) или в будушее (фантазии). Бегство из „здесь и сейчас“ в беззаботное прошлое, стремление вернуть защищенность детства, желание раствориться в розовом будущем равносильно уничтожению настоящего. Жизнь проходит мимо. Человек проживает неполную жизнь в фокусе своего бытия.
Деструктивные защиты, как мы уже говорили, отвлекают человека от становления, от реализации его задатков. Пауль Тиллих отмечает, что человек, который не способен к мощному самоутверждению вопреки тревоге небытия, утверждает нечто меньшее, чем свое сущностное или потенциальное бытие. Он жертвует частью своих потенций для того, чтобы спасти оставшееся". Невроз , по его словам, "это способ избавиться от небытия, избавившись от бытия». Человек убегает от жизни, чтобы избавиться от тревоги смерти. Но, как отмечал Герман Файфел, ценой отрицания смерти может стать неопределенная тревога и самоотчуждение.
Стремясь обрести покой, избавившись от тревоги смерти, человек живёт без полной самоотдачи, экономя на внутренних силах, уходя от самореализации (тем самым, фактически, разрушая себя). „Он не берёт жизнь взаймы, чтобы не платить по векселю смерти“ (Ялом). Человек пытается обмануть смерть, как бы впадая в анабиоз, будто бы “частично мёртвый” не может умереть, а “ограниченная смерть”, лучше, чем реальная, считает Ялом.
.
Изобразительный креатив
Литературный креатив
По этой теме ничего нет :(. Может быть, Вы поможете найти?