Тревога смерти и небытия

„Тревога - это конечность, переживаемая человеком как его собственная конечность. Такова врожденная тревога, свойственная человеку как человеку и - некоторым образом - всем живым существам. Это тревога небытия, осознание собственной конечности как конечности“. Пауль Тиллих

В случае смерти под вопросом - наше существо в целом,

наше "быть", а не "иметь"

Владимир Янкелевич

"Наконец, нам бросают горсть земли на голову,

и это навсегда"

Блэз паскаль

Тревога смерти связана с осознанием свойства бытия, которое мы определили как КОНЕЧНОСТЬ или ПРЕХОДЯЩЕСТЬ. В рассматриваемом здесь смысле тревога смерти касается исключительно озабоченности прекращением собственного существования. Если люди обеспокоены предстоящей смертью другого, то здесь мы имеем место с ТРЕВОГОЙ ПОТЕРИ. Также и переживания по поводу того, что чья-то жизнь оборвалась - это не есть тревога смерти. Это траур и оплакивание утраты.

Конечно, смерть другого всегда будет "примеряться" и на самого себя. И вот тут уже мы будем иметь дело с тревогой смерти в первом лице.

Наша смерть ждет нас где-то и когда-то, может быть лишь через десятилетия. До тех пор, пока жизнь не оборвалась, мы ощущаем себя как бы вечными - потому что всегда устремлены в своё будущее, которое в нашем сознании не имеет конца. Мы планируем каждый раз так, как будто мы бессмертны. Мы не можем жить иначе - ведь будущее есть всегда, пока мы живём. Пока не наступит самое последнее будущее, именуемое смертью.

Наша смерть одновременно далека и чрезвычайно близка. Любая болезнь, самый маленький вирус, любое событие и любой предмет из нашего окружения могут стать причиной нашей смерти или способствовать тому, что мы исчезнем. Крошечный участок льда на асфальте, потрескавшаяся штукатурка на фасаде дома, мимо которого мы проходим, проезжающая мимо машина - нужно не так уж и много чтобы нас не стало.

Всё в нашей жизни проникнуто смертью. Можно сказать, что любой страх - это в конечном счете проявление тревоги смерти (недаром Пауль Тиллих отмечал, что именно тревога небытия и делает страх по-настоящему страшным). Даже многие развлечения, особенно экстремального характера (будь то подводное плавание, альпинизм, спуск в пещеру, американские горки, полёты на дельтаплане, горнолыжный спорт) - это попытка проявить своё мужество, испытывая риск. А любой риск - лишь тогда риск, когда он грозит обернуться фатальным исходом (даже если возможность такого исхода и чрезвычайно невысока).

В основе тревоги смерти лежит осознание того, что реальность собственного бытия со всеми его опорами и категориями попросту исчезнет в какой-то момент.

Исчезнет время - и не будет больше будущего, в которое мы стремимся в нашем бытии. Ведь смерть - это "будущее из будущих, самое последнее будущее" (Владимир Янкелевич). Мы сами станем прошлым - но не для нас, а для тех, кто останется после нас.

Исчезнет пространство, которое мы занимали, и весь наш мир превратится в ничто. И наше „место уже не будет знать" нас (Книга Иова).

Та субстанция, которая составляла основу нашей личности - наше Я, наша самость - перестанет существовать. Тело останется до поры до времени видимым и осязаемым (хотя уже и не нами) - но что толку от такой неподвижной и бесполезной "субстанции" после смерти.

Вброшенные в бытие по какой-то причине, сами ставшие причинами многих причин, мы вдруг - в мгновение ока - потеряем возможность совершать поступки.

Вот что значит смерть... И это невозможно постичь... Это можно лишь издали осознавать...

Нашу жизнь Мартин Хайдеггер назвал "бытием к смерти", имея в виду, что смерть не только является частью бытия ("смерть в широчайшем смысле есть феномен жизни"), но и сопровождает нас на каждом шагу. Каждое мгновение нашей жизни мы рискуем провалиться в НЕБЫТИЕ, обратиться в НИЧТО. Мы не можем себе представить „НИЧТО“ рационально – не можем представить, что нас может когда-нибудь не быть (да что может! когда-нибудь не будет – и знание, и опыт непрестанно нашептывают нам: „Рано или поздно ты умрёшь"). Именно поэтому тревога смерти - постоянный спутник человека, основа всех других видов тревоги и главная причина всех страхов. Неважно - осознаем ли мы ее или нет - она всегда с нами.

Владимир Янкелевич в своем трактате "О смерти" блестяще сформулировал эту взаимопереплетенность жизни и смерти: "Жизнь облечена в смерть и вместе с тем пронизана смертью; она с начала до конца окутана смертью, проникнута и пропитана ею. Жизнь говорит нам о смерти, более того —только о смерти она и говорит. Смерть оказывается остаточным элементом любой проблемы. Все говорит мне о смерти... но не впрямую, а косвенно, иероглифами и намеками".

Ролло Мэй, говоря о вездесущности тревоги, подчеркивал, что тревога - это сознавание человеком того факта, что каждый из нас является бытием, противостоящим небытию. "Небытие – это все, что разрушает бытие: смерть, тяжелая болезнь, человеческая враждебность, внезапные перемены, которые отрывают нас от наших психологических корней. В любом случае тревога – это реакция на столкновение человека с разрушением существования или того, что он с ним отождествляет" (Ролло Мэй).

ВИДЕО "ТРЕВОГА СМЕРТИ И НЕБЫТИЯ"

Материал в формате PowerPoint:

ТРЕВОГА СМЕРТИ И НЕБЫТИЯ

Живущий в нашем бессознательном зловещий, цепенящий, примитивный ужас смерти „составляет часть самой ткани бытия, существует до и вне всякого языка и образа и развивается очень рано, еще до формирования четких понятий“ (Ирвин Ялом).

Пауль Тиллих подчеркивал, что тревогу смерти порождает не абстрактное знание о небытии, о том, что всё – преходяще, не то, что другие умирают, но „осознание того, что небытие составляет часть нашего собственного бытия“, скрытое осознание неизбежности собственной смерти, собственной конечности. Он утверждает, что „небытие стоит за нашим опытом, в котором мы постигаем, что мы, как и все сущее, влекомы из прошлого в будущее, и всякий момент времени исчезает навеки; небытие стоит за ненадежностью и бесприютностью нашего социального и индивидуального существования; небытие стоит за теми ударами, которые слабость, болезни и несчастные случаи наносят по нашей телесной и душевной силе бытия. Судьба актуализируется во всех этих формах, и через них тревога небытия овладевает нами“. Далее он отмечает, что в переживании человеком близости собственной смерти важен не страх смерти, т.е. страх перед мигом умирания, а ощущение неизбежности смерти, когда небытие воспринимается “изнутри”. «Страх небытия потенциально присутствует в каждом мгновении. Он пронизывает бытие человека, охватывает душу и тело и определяет духовную жизнь».

Герман Файфел, исследовавший отношение людей к смерти, выявил, что "с одной стороны, отношение к смерти представляет собой стоическое или скептическое понимание ее неизбежности или подавление мыслей о смерти; с другой стороны, идеалистическое представления о смерти состоит в том, что ее признают как придающую жизни смысл или считают ее началом настоящей жизни человека... С одной стороны, смерть рассматривается как "стена", главная личная катастрофа, а суицид как проявление слабоумия; с другой стороны, смерть рассматривается как "дверь", момент времени на пути в вечность".

Эрнест Беккер отмечал, что «наша "универсальная амбиция" – "процветание", а смерть – главный враг, с которым мы должны бороться». То есть смерть для многих является помехой на пути реализации своего предназначения, заключающегося в преумножении того, что мы можем иметь. Люди пытаются стать выше смерти, укрепляя свою субстанцию, знача что-то.

Описывая МОДУСЫ БЫТИЯ („Иметь или Быть“), Э. Фромм подчеркивал, что „страх смерти – это, в сущности, не совсем то, что нам кажется: это не страх, что жизнь прекратится“. Это, скорее, страх потери своей собственности (собственного тела, своей ИДЕНТИЧНОСТИ, собственного „Я“) при столкновении с бездной небытия. И именно тот, кто руководствуется в своей жизни принципом ОБЛАДАНИЯ, должен больше всего бояться смерти – ибо мы никакими силами не можем удержать то, что, казалось бы, нам принадлежит.

Тревога смерти имеет основанием УЖАС, являющийся немотивированным чувством по отношению к какому-то невыразимому событию, которое должно случиться. УЖАС СМЕРТИ есть невысказываемое чувство паники перед НИЧТО смертного мгновения, ужас "перехода" (Жак Мадоль).

Но этим переходом дело не ограничивается. ведь он ведет не просто в НИЧТО... Как пишет Владимир Янкелевич, "окончательность последнего мгновения несет с собой не БОЛЬШЕ НИЧЕГО, а БОЛЬШЕ НИЧЕГО НА ВСЕ ВРЕМЕНА . "Больше никогда" — вневременная формула небытия... Для того чтобы смерть была действительно смертью, …небытие должно быть необратимым (поскольку оно не будет иметь конца). Небытие начинается сегодня вечером и будет продолжаться всегда! Умирают только один раз, и это происходит навсегда! Понимаете ли вы, что означают эти три слога: на-всег-да? Наш разум может осмыслить их без труда, и тем не менее мы не способны полностью осознать эту мысль, т. е. без содрогания принять ее всерьез".

Мир "по ту сторону" смерти представляется как вариант нашего мира, но со своими, нам прежде не известными угрозами и опасностями. Это уже не НИЧТО, а НЕЧТО. То есть то, перед чем можно испытывать страх. Ведь страх всегда мотивирован неким существующим предметом или явлением, которые вполне могут быть названы или представлены самому себе в воображении.

Страхи потустороннего мира, загробной жизни и посмертного существования являются "лишь предлогом, освобождающим нас от необходимости признаваться в действительном оцепенении, испытываемом нами перед последним мгновением... Человек, охваченный ужасом, заменяет необоснованную фобию мгновения субстанциональными опасностями потустороннего мира для своего собственного успокоения. Человек маскирует свой ужасный и необъяснимый страх под вполне объяснимый, который и выдается за тот, который как будто он испытывает" (Владимир Янкелевич).

Ужас перед моментом умирания и страх перед тем, что БУДЕТ после смерти взаимно дополняют друг друга.

Как мы уже отмечали, личная смерть воспринимается человеком по-разному в зависимости от ее "отдаленности" от человека. Точнее в зависимости от того, на каком отдалении от себя человек воспринимает свою предстоящую смерть. Главными свойствами смерти являются ее непременность (то есть "обязательность") и неопределенность того, как и когда она случится.

Владимир Янкелевич отмечает, что "тот, кто находится на мгновение от смерти, может быть от нее так же далек, как и самый молодой человек, и самый далекий от нее юнец. Иначе говоря, самый удаленный от смерти знает о ней столько же, сколько и находящийся от нее совсем рядом". То есть для большинства людей смерть всегда находится в неопределенном будущем, что действует успокаивающе.

Но приговоренные к смерти должны испытывать ужаснейшие муки, ибо их сознание буквально приковано к приближению рокового мгновения последнего срока. И время ожидания, "этот конечный отрезок времени, который в конце концов приводит к нулевой точке, т. е. к смерти, сам по себе уже является мертвым временем" (Владимир Янкелевич).

Но так живут не только приговоренные к казни... Такие муки испытывают и те, кому нагадано умереть в таком-то возрасте... И те, которые сами себе "отпустили" столько-то лет жизни... Будущее, столь важное для человека, постоянно сокращается.

По словам Владимира Янкелевича, последние дни и даже годы для таких людей - "это время песочных и водяных часов. С каждым ушедшим в прошлое мгновением сокращается оставшееся для жизни время: есть какое-то определенное количество возможностей, которое постепенно расходуется и в конечном счете будет израсходовано... И время, которое еще остается у него в запасе, как бы отмеренное хронометром, продлению не подлежит, ибо возможности его становления исчерпаны. Черпая из ограниченных ресурсов, время приговоренного к смерти теряет свою способность к созиданию и обновлению; надежды на лучшее больше нет... Отсутствие будущности (того, что лежит в основе бесконечного становления) — вот тупик, куда попадает человек, когда знание своего смертного часа скрывает от него любую перспективу реального завтра".

Такой учет времени порождает в обреченном человеке болезненную жадность и тревожную боязнь потерять время, что выливается, однако, именно в потерю времени: оно зачастую будет тратиться лишь на подсчеты времени, оставшегося в распоряжении.

Тревога заставляет лихорадочно переходить от надежды к отчаянию… От чистого отчаяния, плотного и сконцентрированного, вообще никуда не деться.

Смерть предстаёт в восприятии людей в различных обликах. Литература, музыка и изобразительное искусство являют нам бесконечные вереницы образов смерти (ссылки на некоторые произведения находятся в соответствующем разделе). Детские страхи имеют свое продолжение и у взрослых: темнота, кладбище, разные приведения, кикиморы и прочая нежить – всё может пугать уничтожением. Состояния, в которых человек теряет контроль над ситуацией (например, наркоз или даже сон), могут страшить нас возможностью исчезновения. Людей, ориентированных на стабильность, надежность и определенность пугает неизвестность часа смерти. Это для них невыносимо, поскольку время ухода из жизни неподвластно их контролю.

А вот то, что мы обычно считаем страхом смерти (Диггори и Ротманн, цитируется по Ирвину Ялому):

1. Моя смерть причинит горе моим родным и друзьям.
2. Всем моим планам и начинаниям придет конец.
3. Процесс умирания может быть мучительным.
4. Я уже не смогу заботиться о тех, кто зависит от меня.
5. Я боюсь того, что со мной будет, если окажется, что есть жизнь после смерти.
6. Я боюсь того, что будет с моим телом после смерти.

В конечном счете – это как раз то, о чем Пауль Тиллих говорил: „Тревога стремится стать страхом“. Все эти страхи - лишь прикрытие базальной, экзистенциальной тревоги.

Экзистенциальные составляющие тревоги смерти видятся нам в следующем:

• Представление о жутком и непреходящем одиночестве в процессе умирания;
• „Невозможность дальнейших возможностей“ (Мартин Хайдеггер). Например:
 Невозможность быть ПРИЧИНОЙ (нет возможности приложения ВОЛИ)
 Невозможность межчеловеческих отношений (Здесь прослеживается связь тревоги смерти с ТРЕВОГОЙ ПРЕДЕЛЬНОГО ОДИНОЧЕСТВА. Ведь, как пишет Дж. Конрад, "в смерти нас пугает не то, что исчезнет сознание, – ведь не боимся же мы засыпать каждую ночь, а то, что мы останемся одни, в совершенной изоляции и полной темноте".)
 Невозможность дальнейшего постижения СМЫСЛОВ
 Невозможность познавать и переживать

Необходимо отличать страхи в связи с тем, что связано со смертью (страх перед тем, что наступит после смерти; страх "события", процесса умирания; беспокойство о родных, которые будут страдать) от собственно тревоги смерти – „прекращения бытия“ (уничтожения, исчезновения, превращения в НИЧТО).

В той мере, в какой это «страх», пишет Пауль Тиллих, его объект – предчувствие смертельного заболевания или несчастного случая, предсмертных страданий и утраты всего. «Но в той мере, в какой это «тревога», - продолжает он, - ее объект - абсолютная неизвестность состояния «после смерти», небытие, которое останется небытием, даже если наполнить его образами из нашего нынешнего опыта. Именно тревога неспособности сохранить собственное бытие лежит в основе всякого страха и создает страшное в страхе».

Ирвин Ялом описывает связанные с мыслями о смерти страхи и чувства, не являющиеся, в действительности, тревогой смерти:

• Беспомощность;
• страх перед болью и страданиями умирания;
• страх неизвестности;
• беспокойство за семью;
• страх за своё тело;
• одиночество после смерти;
• регрессия;
• страх перед посмертным существованием;
• иррациональные страхи образа смерти.

Страх беспомощности, опасение страданий, которые может принести с собой умирание – это не страх смерти, а беспокойство, что жизнь может стать тогда невыносимой. Однако, согласно Виктору Франклу, именно на этом этапе жизни человек может обрести смысл в страдании, обратясь к ценностям личных жизненных установок, проявив себя как личность вопреки ударам судьбы, доказав способность к росту даже в свои последние дни и часы.

Многие озабочены состоянием своего здоровья и стремятся выявить и устранить возможные причины смерти (таковы, например, ипохондрики): бояться можно всего: болезней, экологически нечистых или пропитанных химикалиями продуктов, загазованного воздуха крупных городов, вторжения инопланетян, глобального потепления, аварии атомной электростанции. Многие опасности находятся вне нашего контроля. Какие-то опасности можно и уменьшить. Но в борьбе ли с подобным злом и в постоянных размышлениях о нём состоит смысл жизни? Стоит ли на это тратить бесценные мгновения бытия?

Если в эпицентре страха смерти находится обусловленная ею необходимость расставания с родными и близкими, стоит задаться вопросами: а был ли я достаточно чуток прежде и внимателен ли я по-настоящему сейчас к дорогим мне людям, раскрываюсь ли я полностью навстречу им, отдаю ли я себя им внутренне полностью, что я могу сделать, чтобы сделать отношения лучше, чтобы наверстать упущенное, пока жизнь еще дарит нам такую возможность? Каждое мгновение уникально, упущенного не воротишь – и важно жить так, как будто смерть уже стоит за нашей спиной: пока не поздно – что-то исправить, завершить незавершённое, подарить больше любви. Дальше может быть поздно: каждое мгновение может оказаться последним.

Тревога небытия провоцируется самыми различными ситуациями. В частности, межчеловеческие отношения - один из таких провоцирующих факторов.
Ирвин Ялом указывает, что страх смерти может пробуждаться как слиянием с другими людьми (когда человек переживает "растворение" себя в другом - как бы исчезновение собственного Я), так и при отказе от такого слияния, при стремлении к одиночеству.

"Нужно терпение, чтобы страдать, и мужество, чтобы умереть, - пишет Владимир Янкелевич, - Никто не может освободить меня от этого испытания, в котором я оказываюсь совершенно одинок. Последнее мгновенье исключает спутников. Можно "помочь" одинокому умирающему, иными словами, не оставлять человека в смертный час вплоть до предпоследнего мига, но невозможно избавить его от самостоятельного, личного предстояния последнему мгновенью. Даже если мы окружены близкими, этот наводящий на нас ужас порог нам приходится переступать в одиночку, здесь никто никого не может заменить, и каждый должен один на один выступить навстречу смерти. Этот порог мы должны будем преодолеть в самом мучительном одиночестве".

Одиночество является одной из составляющих тревоги смерти. Предельное одиночество перед лицом смерти состоит в том, что смерть любого человека - это только его "дело". Никто не может умереть за него. Человек стоит один на один со своей смертью, потому что никто не может отдать за него жизнь (если, конечно, отвлечься от метафорического понимания этого выражения). Как говорил Хайдеггер, "никто не может снять с другого его умирание".

Одиночество (согласно Ялому) многократно усиливает страх смерти. Особенно наглядно это проявляется в случае неизлечимой болезни, когда здоровые пытаются избежать общения с умирающим, а сам умирающий не хочет вовлекать своих близких в мрачные и безнадёжные глубины своего мира.

Смерть, небытие, ничто - эти понятия невозможно осознать окончательно и во всей полноте. Ничто может в какой-то мере метафорически восприниматься как пустота. Поэтому, наверное, человек так боится пустоты и избегает всего, что может её символизировать – будь это пустая квартира, пустые отношения, незанятость времени. По-настоящему заполнить пустоту жизни может лишь смысл. Здесь мы подошли вплотную к важной составляющей тревоги смерти.

Ссылаясь на Черил Годлей, Ирвин Ялом писал, что имеется обратная зависимость между удовлетворением от жизни и страхом смерти. Страх смерти усиливается от ощущения непрожитой жизни. Именно поэтому от страха смерти помогает полная жизнь и бытие самим собой!!!

Альфрид Лэнгле спрашивает: „Отчего смерть становится ужасом жизни? Что делает смерть врагом и не позволяет нам принять ее?». В качестве главной причины он называет упущенную жизнь, «упущенные в многочисленных жизненных ситуациях возможности: любить, действовать, страдать».

Тот, кто стремится лишь обладать, в действительности „не живёт“ – и испытывает гораздо больший страх смерти. Страх смерти основывается на неутоленной потребности жить насыщенно и целостно.

Альфрид Лэнгле подчеркивает: «Смерть становится страшной из-за того, что человек чувствует: по-настоящему он и не жил. Смерть становится страшной, если человек ощущает, что жизнь еще не постигнута, еще не охвачена во всей своей полноте. Смерть приходит слишком рано, когда все, что происходило до этого, жизнью назвать нельзя. До тех пор, пока отдается глубинной болью тоска по целостной и полнокровной жизни, пока эта жажда не утолена, человек внутренне восстает, не желая умирать от жажды. Хуже всего, если жизнь упущена по собственной вине. Каждое упущенное мгновение содержит в себе нечто важное, правильное, достойное того, чтобы это воплощать и отстаивать... Воля к осмысленной, полноценной жизни представляет собой движущую силу, нереализованность которой скрывается в страхе смерти. Мы несем в себе чувство, что мы здесь не просто так, что это зачем-то нужно, и потому очень трудно согласиться с мыслью, что жизнь была прожита впустую. Если осмысленная жизнь не удалась, явное противоречие между интуитивным пониманием бытия и реально прожитой жизнью порождает ОТЧАЯНИЕ».

И это отчаяние усиливает многократно тревогу в связи с осознаванием того, что жизнь конечна и смерть может прийти в самое "неподходящее" мгновение, когда уже ничего невозможно исправить.

Ссылки по теме:

Фильмы

"ЛИНИЯ ЖИЗНИ"

Монолог Князя Мышкина

Изобразительные ссылки