Тревога непредсказуемого и чувства

Итак не заботьтесь о завтрашнем дне,
ибо завтрашний сам будет заботиться о своем:
довольно для каждого дня своей заботы.
Мф. 6, 34

Чувство, испытываемое человеком, опасающимся чего-то в будущем, правильнее всего было бы, наверное, назвать "тревогой в чистом виде". Ведь тревога - это всегда опасение наступления чего-то нежелательного, плохого, неблагоприятного.

Но я в качестве названия для этого чувства остановился на "бытовом" понятии МАНДРАЖ - и не мог подобрать более точного определения для этого чувства.

Если вспомним, как мы хотели впервые прыгнуть в воду с высоты, то мы как раз получим это ощущение мандража - когда все поджилки трясутся, когда смешаны внутри надежда, восторг и предвкушение неизведанного - и страх возможного печального исхода.

Так и в нашем бытии... Мы стоим на переднем крае нашего настоящего, пристально всматриваясь вдаль, в будущее. А там - туман, полная неизвестность и неопределенность.

И воображение начинает свою работу...

Что там, за поворотом, в этой неведомой, невообразимой стране нашего грядущего, в этом "прекрасном далёко"?

Впереди - дорога, "на которой нет следа"... Ни одна нога не ступала еще на нее - и нам каждый раз впервые предстоит сделать шаг туда, в эту новую землю, полную вопросов, ожиданий и неожиданностей.

И сердце колотится от предвкушений и опасений... И все мышцы напружинены и готовы к старту... Такие "предстартовые" реакции возникают, когда мы начинаем напряженно думать о будущем, когда затеваем новое предприятие, когда готовимся к важной встрече или нам предстоит что-то незнакомое или пугающее. Чаще же человек плавно "въезжает" в свое будущее, отвлеченные на переживания повседневности, не оставляющие ему времени на размышления о дне завтрашнем - или те, кто "прячется" в своем прошлом, фантазируя о "золотых денечках".

Уверенность в себе и доверие своей компетенции по разрешению ситуаций, с которыми он ежемоментно сталкивается, делает человека спокойным и сосредоточенным на ФОКУСЕ СВОЕГО БЫТИЯ. То есть он заботится о том. с чем он реально сталкивается в своем бытии, а не о том, что никогда не произойдет в будущем (по меньшей мере, в том виде, в каком мы можем себе это представить). Строки из Евангелия на эту тему приведены в эпиграфе к этой главе.

В связи с негативными ожиданиями человек может испытывать и другие чувства, соответствующие предмету этих ожиданий.

Так, например, человек может погрузиться в парализующее чувство ЖАЛОСТИ к другому, если в будущем он опасается со своей стороны неких поступков, которые могут обидеть другого человека, причинить ему боль и страдания.

Чувство ПЕЧАЛИ также сопровождает тревогу неопределенности, когда мы ожидаем потери дорогих нам людей или того, что мы считаем для себя ценным и важным.

Ожидание НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ может будить в нас заранее ГНЕВ, ЯРОСТЬ и НЕНАВИСТЬ, которые мы - даже и не желая того - обрушим и на тех, кто к нам (как нам кажется) несправедлив, так и на совсем "случайных" людей, просто подвернувшихся нам под руку.

Человек, боящийся брать на себя ответственность, может испытывать постоянное чувство ВИНЫ - уже задолго до наступления того момента, когда ему предстоит принять важное решение.

В целом же, человеку, который не веря в свои силы и компетенцию и склонен к тревоге непредсказуемого, свойствен страх перед всем, что грозит ему непостоянством и неопределенностью. Из этих туманных неопределенностей в фантазиях тревожащегося человека "выкристаллизовывается" нечто нежелательное и пугающее.  Этот страх, этот усиленный "мандраж" могут быть весьма мучительными и даже непереносимыми (как тревога "в чистом виде", как квинтэссенция тревоги). Поэтому вполне понятно стремление человека избавиться от столь неприятных переживаний, обеспечив себе гарантию безопасности и предсказуемости всего, что его окружает.

Но жизнь, как отмечал Эрих Фромм, никогда не бывает чем-то определенным, ее никогда нельзя предсказать и поставить под контроль. "Чтобы сделать ее контролируемой, ее нужно превратить в "мертвое" посредством "порядка", - пишет Фромм.

Эрих Фромм называл людей с такими тенденциями некрофилами, то есть предпочитающими бытию (являющемуся бесконечным процессом перемен) нечто "неживое".  Вот как он описывает таких людей:

"Некрофилы принципиально ориентированы на прошлое, а не на будущее, к которому относится с ненавистью и которого боится. Некрофилы одержимы любовью к принудительно-педантичному порядку. Высшие ценности для них – это повиновение и упорядоченное функционирование организации.

Они привержены "закону и порядку"... "Закон и порядок" - их идолы, и все, что угрожает закону и порядку, воспринимается ими как дьявольское вторжение в высшие ценности.

Некрофилам свойствен садизм. Они воспринимают жизнь механически, как будто все живые люди являются вещами. Все жизненные процессы, все чувства и мысли они "превращают" в вещи.

Для некрофила существенно обладание, а не бытие. Некрофил вступает в отношение с объектом, цветком или человеком только тогда, когда он им обладает; поэтому угроза его обладанию означает для него угрозу ему самому.

Для некрофилов справедливость означает правильный раздел, и они готовы убивать или умереть за то, что они называют "справедливостью".

Для некрофилов существует исключительно деление  людей на тех, кто имеет власть убивать, и теми, кому эта власть не дана. Для них существуют только могущественные и лишенные власти, убийцы и убитые. Они влюблены в убивающих и презирают тех, кого убивают.

Для некрофила характерна установка на силу. Сила есть способность превратить человека в труп, сила может разрушить жизнь. Всякая сила покоится на власти убивать: "Может быть, я и не хотел бы человека убивать, я хотел бы только отнять у него свободу; может быть, я хотел бы его только унизить или отобрать у него имущество,- но что бы я ни делал в этом направлении, за всеми этими акциями стоит моя способность и готовность убивать".

Применение силы не является преходящим действием, навязанным обстоятельствами – оно является образом жизни некрофила".

(Фромм Э., Душа человека. М., "Республика", 1992. с. 106-107)