Диалог с миром. Мартин Бубер
Диалог, согласно Буберу, „никогда не бывает сообщением сведений, разъяснением, успокоением“. Происходит это оттого, что диалог есть передача не слов, а неких знаков. И задача того, к кому обращено сообщение – уловить, воспринять и понять эти знаки. Речь идет, в общем, о том, что каждая ситуация ставит человека перед вопросом "что делать?". Этот вопрос возникает от встречи человека с РЕАЛЬНЫМИ ВОЗМОЖНОСТЯМИ своей конкретной СИТУАЦИИ. И своими поступками, своими решениями и выборами человек отвечает на этот вопрос.
Обстоятельства этой ситуации и являются теми "словами", знаками, которыми мир обращается к человеку. “Знаки направлены на нас непрерывно, - пишет Бубер, - жить — значит быть тем, к кому обращаются, надо лишь принять, лишь услышать это обращение“. Ведь, по мнению Бубера, жизнь в мире, бытие есть постоянное приглашение к диалогу:
„Все происходящее есть обращение ко мне. Тем, что случается со мной, происходящее в мире обращается ко мне“.
Такое изобилие сигналов, такой поток знаков, обращенных к человеку, может оказаться пугающим. Вот что отмечает Бубер:
„Нам кажется, что такой беззвучный гром грозит уничтожением. И мы от поколения к поколению совершенствуем наш защитный аппарат: каждый из нас облачен панцирем, задача которого отторгать знаки. Каждый из нас заключен в панцирь, который мы, привыкнув, вскоре перестаем ощущать. Бывают лишь мгновения, когда сквозь него можно ПРОНИКНУТЬ и возбудить душу к восприимчивости. И если подобное с нами случилось, если мы насторожились и задаем себе вопрос: "Что же особенного произошло? Разве это иное, не то, что случается ежедневно?" — то мы можем ответить: "Действительно, ничего особенного, это происходит ежедневно, только мы не всегда здесь".
А где же человек, если он “не здесь”? Да он занят выстраиванием ЗАЩИТНЫХ МЕХАНИЗМОВ, в частности, убегает из ФОКУСА БЫТИЯ, от своей РЕАЛЬНОСТИ в другие времена (см. ЗАЩИТА ЧЕРЕЗ СМЕЩЕНИЕ ПО ОСЯМ БЫТИЯ). В результате он не только не слышит знаки, посылаемые ему миром, но и, естественно, пропускает имеющиеся в “здесь и сейчас” РЕАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ.
***
Как и в отношениях с людьми, человек может вести с миром истинные диалоги, а может “сползать” в диалогоподобные монологи. Мартин Бубер призывает различать эти два способа общения с миром:
„Жизнь в диалоге — не та, в которой много имеют дело с людьми, а та, в которой, имея дело с людьми, действительно с ними имеют дело.
Монологической следует называть не жизнь одинокого человека, а жизнь того, кто неспособен воспринять общество, в которое он приведен судьбой“.
Живущему диалогически постоянно что-то говорят, и он чувствует необходимость ответить; даже в глубоком ОДИНОЧЕСТВЕ странствуя в горах, он не теряет ощущения полного метаморфоз пребывания лицом к лицу с чем-то.
Живущий монологически никогда не видит другое как нечто, чем он не является, но с чем он все-таки входит в коммуникацию. Одиночество может означать для него растущую полноту лиц, мыслей, но никогда не будет глубоким, обретенным в новой глубине общением с неуловимо действительным. Природа для него либо внутреннее "переживание", либо пассивный предмет познания, она не становится для него словом, воспринятым созерцающими или ощущающими чувствами.
Диалогическое существование обретает даже в крайнем одиночестве глубокое, придающее ему силы предчувствие взаимности; монологическое — даже в нежнейшем общении не выходит за пределы своей САМОСТИ“.
ДИАЛОГ С ЖИЗНЬЮ И С МИРОМ КАК ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И СМЫСЛ
Мартин Бубер предлагает нам в свете диалога человека и мира разглядеть новое содержание понятия „ОТВЕТСТВЕННОСТь“, которое, по его мнению, надо вернуть из сферы этики, из свободно парящего в воздухе "долженствования", в сферу живой жизни:
„Подлинная ответственность есть лишь там, где есть действительная возможность ответа. Ответа на что? На то, что с человеком случается, что он видит, слышит, чувствует. Каждый конкретный час с его содержанием мира и СУДЬБЫ, предоставленный человеку, служит внимающему языком. В этом языке нет алфавита, каждый его звук есть новое творение и только как таковое может быть понято.
От внимающего ждут, что он воспримет происходящее творение. Оно происходит как речь, и не как разражающаяся над головами, а как именно к нему обращенная, и если один человек спросил бы другого, слышал ли он ее тоже, и тот ответил бы утвердительно, то они говорили бы только о процессе ПОСТИЖЕНИЯ, а не о постигнутом“.
Понятно, что такое постижение возможно лишь, если внимающий миру не просто созерцает, но ПРОНИКАЕТ в самую ткань происходящего в ФОКУСЕ БЫТИЯ. Сталкиваясь с события текущего момента, конкретной СИТУАЦИИ человек принимает решение, воспользоваться ли той или иной РЕАЛЬНОЙ ВОЗМОЖНОСТЬЮ или предпочтет не делать никакого выбора. Неважно, что человек решит сделать – выбрать или отказаться от выбора – это будет его ответом миру в „здесь и сейчас“, в этом ответе и раскрывается СМЫСЛ момента, а через него – и все дальнейшие смыслы:
„Слова нашего ответа высказаны на непереводимом языке свершения и отказа от него, на котором к нам обращаются, причем свершение может принимать облик отказа, а отказ — облик свершения. То, что мы таким образом выражаем в словах, — это отношение к ситуации, к ситуации, с которой мы именно теперь столкнулись, которая нам не была известна и не могла быть известна, потому что подобной ей еще не было… Только так, в верности мгновению, мы узнаем жизнь, которая есть нечто другое, чем сумма мгновений. Мы отвечаем мгновению, но отвечаем и за него, мы несем ответственность за него“.
Бубер указывает на религиозную составляющую любого диалога человека с миром, утверждая, что, отвечая на запросы своего бытия или мира, человек отвечает Богу:
„ОТВЕТСТВЕННОСТЬ фактически существует лишь в том случае, если есть инстанция, перед которой я ответствен, а "ответственность перед собой" реальна лишь в том случае, если "самость", перед которой я ответствен, будучи прозрачной, ведет в безусловное…
Тот, кто ощущает реальную ответственность, ответственность диалога, может не называть того, кто произносит слово, на которое он отвечает; он знает его в субстанции слова, которое, требуя, проникая в душу, принимая интонацию внутреннего чувства, волнует его до глубины души…
Человек может всеми силами отвергать бытие Бога и ощущать его в строгой святости диалога…“.
В своем бытии человек исключительно диалогизирует с миром – хочет он того или нет. Есть только миг, в котором и вершится жизнь. “У меня есть только повседневность, из которой я никогда не выхожу, - пишет Бубер, - Тайна больше не открывается, она ушла или поселилась здесь, где все происходит так, как происходит… Я не знаю больше иной полноты, кроме полноты каждого смертного часа с его притязанием и ответственностью“.