Тревога ограничения свободы, общество и политика

ПРИНЦИП РАВНОЙ СВОБОДЫ

Говоря о свободе на общественном уровне, Джон Ролз указывал на то, что любую свободу всегда можно объяснить с помощью указания на три вещи:

• свободные действующие субъекты,
• ограничения, от которых они свободны,
• и то, что они свободны делать или не делать.

Общее описание свободы, таким образом, имеет следующую форму: та или иная личность (или личности) свободна (или не свободна) от того или иного ограничения (или набора ограничений) делать (или не делать) то-то и то-то. Таким образом, любую конкретную основную свободу характеризует довольно замысловатый набор прав и обязанностей.

Ассоциации, так же как и люди, могут быть свободны или несвободны. И ограничения могут варьироваться от обязанностей и запретов, определяемых законом, до принуждающих влияний, исходящих от общественного мнения и давления со стороны социума.

Джон Ролз подчеркивает, что в справедливом обществе все свободы должны быть одинаковыми для всех членов общества. Тем не менее, некоторые из этих равных свобод могут быть более широкими но сравнению с другими, если предположить, что их можно сравнивать.

Существуют два способа нарушить принцип равной свободы, являющийся базовым принципом справедливого общества. По словам Джона Ролза, свобода является неравной, когда:

• один класс людей имеет большую свободу, чем другой,
• или свобода менее широка, чем должна быть.

Неспособность воспользоваться своими правами и возможностями в результате бедности или невежества, а также общего недостатка средств влияют на ценность свободы, ценность для индивида прав, определяемых принципом равной свободы.

Ценность свободы неодинакова для всех, подчеркивает Джон Ролз:

„Некоторые имеют большие власть и богатство и, следовательно, больше средств для достижения своих целей. Меньшая ценность свободы, однако, компенсируется, так как способность менее удачливых членов общества достигать своих целей была бы еще меньше, если бы они не приняли существующие неравенства во всех тех случаях, когда удовлетворяется принцип различия. Но компенсация за меньшую ценность свободы не должна смешиваться с оправданием неравной свободы“.

В справедливом обществе, имеющем целью реализацию свобод и интересов своих граждан, должны быть гарантированы наиважнейшие применения каждой из основных свобод одновременно, а фундаментальные интересы должны быть защищены.

То есть, общество, действующее в соответствии с ПРИНЦИПАМИ СПРАВЕДЛИВОСТИ, гарантируют надежную защиту равным свободам. Равная свобода совести является гарантом того, что некая доминирующая религия или моральная доктрина при желании сможет преследовать и подавлять других. Следование тем или иным религиозным и моральным обязательствам не может служить основанием или правом на приобретение больших средств для продвижения других своих интересов.

БУНТЫ И РЕВОЛЮЦИИ

„Там, где свобода – это только "вызов",
она иллюзорна“.
Эрик Берн

Рассуждая о „свободе от…”, выражающейся в стремлении избавиться от ограничений, Ролло Мэй говорит о бунте.

Бунт, направленный на „приобретение“ того, что человек считает „свободой“, осуществляется в МОДУСЕ ОБЛАДАНИЯ. При этом свобода, по сути, сама являющаяся бытием, подменяется тем, что можно „получить“, чем можно „обладать“. Такой бунт жестко привязан к тем рамкам, против которых он направлен. Бунтующий стремится в первую очередь разрушить эти рамки, чтобы „обрести“ свободу. Однако он остается зависимым от тех ограничений, от той структуры своего мира, с которым он ведет столь жестокую и страстную борьбу.

Видимо, этим объясняется те пустота и разочарование, с которыми конфронтируют бунтари и революционеры всех времен и народов, когда все цепи разорваны, а преграды разрушены. Когда не остаётся того, против чего надо бороться, бунт лишается силы, подчеркивает Ролло Мэй.

Вместе с силой и энергией завершившегося победой бунта, словно воздух из лопнувшего воздушного шарика, улетучивается весь позитивный настрой бунтаря, который освящался благородными целями всеобщего благоденствия без оков и препятствий - но и без реального результата (УТОПИЯ не может быть реализована никогда). И можно ли вообще назвать такой исход бунта победой?

Как сказал один поэт: “хотим мы новый мир построить, да больше нечего ломать”. Иными словами, стремление к освобождению от оков без установки на нечто позитивное и достижимое является деструкцией в чистом виде. Таков бунт, присущий РОМАНТИКУ.

Альбер Камю описал в своем эссе „БУНТУЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК“ все жуткие последствия цепи бунтарств и революций в человеческой истории.

Эрик Берн отмечал подобные последствия бунта, когда человек восстаёт против своего сценария (см. Судьба как запрограммированность будущего, часть 1). Оставаясь, по сути, рабом своего сценария, человек стремится поступать вопреки предписаниям своей программы, а не жить в соответствиями с запросами бытия. То есть здесь налицо не ОТВЕТСТВЕННОСТЬ и СВОБОДА, а борьба против рамок (в данном случае, внутренних рамок собственного „сценария“). Бунтуя „против“, человек частенько забывает о том „за“, ради которого, собственно и стоит бунтовать.

Джон Ролз заявляет, что в условиях, когда граждане или группы выражают недовольство положением в обществе дел с основными свободами, должно быть абсолютно ясно, действительно ли институты или законы ограничивают основные свободы, или же они просто регулируют их (например, для дискуссии необходимы определенные правила поведения; без принятия разумных процедур исследования и дебатов свобода слова теряет свою ценность).

Поэтому в справедливом обществе гражданам следует действовать в рамках определенных ограничений и правил – это есть требование СПРАВЕДЛИВОСТИ и равной свободы.

Если же власть имущие попирают принципы справедливости (в частности, равенства свободы), или же правящий класс ограничивает других граждан в тех или иных свободах, то такое общественное устройство далеко от справедливости. Джон Ролз описывает в своей работе способы борьбы за СПРАВЕДЛИВОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО.

***

Бунт против НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ, против НЕСВОБОДЫ в бытийном преломлении отличается от бунта в МОДУСЕ ОБЛАДАНИЯ, который можно который можно назвать бунтом “бессмысленным и беспощадным”. “Бытийный” же бунт – это, по словам Ролло Мэя, "нормальное внутреннее движение в направлении к СВОБОДЕ“, которая реализуется исключительно в рамках имеющихся ограничений и структур.

Николай Бердяев не скрывал свой бунтарский характер, указывая на проявление страсти к свободе в бунте духа и личности против власти плоти, коллектива и догматизма. Он придавал такому бунтарству большое значение на путях человека ввысь. Такое бунтарство направлено не против реальных ограничений, а против власти низшего над высшим в человеке или его окружении, пишет Бердяев.

ПОЛИТИКИ, ПОДВЕРЖЕННЫЕ ТРЕВОГЕ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ

Фриц Риман подчеркивает, что такие люди в политике „охотно пред¬ставляют либеральные или революционные партии не в последнюю очередь из-за жажды сенсаций, а также в связи с некоторой неудовлетворенностью и неопре¬деленными ожиданиями будущего“.

Согласно Риману, люди, сделавшие политику средством борьбы со своей тревогой, „могут соблазнять и совращать своих избирателей, используя их для выполнения своих тайных желаний. В основе этих “высоких игр” лежит принцип “после нас хоть потоп”. Они не жалеют о том, что произошло, часто напоминая игроков, ставящих ва-банк“.

Избиратели из числа таких людей „очень наивно верят в прогресс, надеясь, что новое уже тем хорошо, что оно отличается от настоящего“. Поэтому их так легко увлечь сенсационными заявлениями и обещаниями новизны и свободы.

Способные соблазняться будут соблазнены… Василий Розанов в книге „Апокалипсис нашего времени“ описывает „ОПАСНУЮ КАТЕГОРИЮ“ политиков:

„ОБАЯТЕЛЬНЫЙ, ОБОЛЬСТИТЕЛЬНЫЙ, ЛУКАВЫЙ

Удивительно, что к категории “лукавства”,— вот этого особенного и особой глубины греха, — не ведут вообще никакие порочные ступени, кроме как если ступить на первую:

— Обаятелен...

— Что такое? Как? Почему?

— Обаятелен, — потому что не подлежит укору, не представляет порока и пороков, и всех “обаяет”, с первого же взгляда, как только кто увидит или услышит его.

— Обольстителен, потому что, в силу качества непорочности и красоты, — все идут за ним.

Но вот странно: как же из непорочности и красоты может вдруг выйти третье? Это совершенно не натурально. Но, однако, глаз людской, обыкновенный и, так сказать, нетенденциозный, вдруг заметил, что опасная категория именно и начинается с двух качеств:

— Обаятельности, обольстительности.

Поэтому бы, — “по предречениям”, — надо быть особенно осторожным, если вдруг увидим человека особливо, исключительно невинного, чистого, непорочного.

— Обаятельного.

В этом отношении хорошо бы поставить зарок, ввиду именно предупреждений:

— Пусть будет хоть маленький порок. Почти —невинный, но — однако, недостаток. Величайший из древних, коего люди могли счесть “Богом”, — и даже действительно начали было “искать его могилу как Бога”, и не могли найти, — что человек этот был — говоря славянским словом — “гугнив”. Т. е. он был косноязычен, заикался. “Спас народ Божий от рабства” и “дал все (все!!) законы” и, с тем вместе, был ни более ни менее как заикою. Качество — прямо смешное. Но качество невинно. И вот, по этому соединению “невинного и смешного”,— мы узнаем Божию книгу и узнаем Божие событие.

В самом деле: от события и от книги никакого “худого последствия не проистекло”. Нужно заметить, что “лукавое” начинает узнаваться по последствиям.

Ибо прямо-то ведь как узнать: “обаятелен” и “обольщает”..."

КАК ПОЛИТИКИ РАСШИРЯЮТ РАМКИ СВОБОДЫ

Я уверен, что у политиков, которые стремятся к максимально возможному влиянию, можно обнаружить в большей или меньшей степени признаки ТРЕВОГИ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ. Они страдают от того, что не в состоянии сделать в рамках своего правления то, что им так хочется. И они делают, порой, все возможное, чтобы эти рамки расширить. По сути, речь идет о расширении сфер КОНТРОЛЯ, которое возможно лишь в том случае, если ограничивающие факторы будут устранены.

Амбициозным политикам тесны РАМКИ, которые им предоставлены конституцией, законами, традициями. И последнее, кстати, является, как ни странно, решающим фактором. Ибо и законы, и конституцию можно менять, если на то будет получено согласие большинства из тех, на кого опирается власть.

Если так называемый электорат примет в качестве не только возможной, но и допустимой, а то и желательной, политику своего лидера по запрещению чего-то или, напротив, по внедрению каких-то новых практик в общественную жизнь, то и законодатели, вполне вероятно, окажутся на стороне электората. Таким образом, изменение общественного мнения и отношения людей к тем или иным важным вещам может существенно облегчить политику возможность изменения тех самых рамок, которые сдерживают его жажду ВЛАСТИ.

Конечно, можно прийти к власти и насильственным путем, на штыках верных военных, или узурпировав власть в результате „тихого“ дворцового переворота, захватив потом рычаги управления. Но такая власть хрупка и ненадежна. Она может держаться на СТРАХЕ СМЕРТИ, и на других формах запугивания. Такое состояние может даже длиться многие годы. Но власть такая может рухнуть в любую минуту – опять же в результате переворота или массовых выступлений отчаявшихся людей. Поэтому любые путчисты и диктаторы рано или поздно начинают борьбу за умы граждан своей страны. И чем успешнее будет эта борьба, тем „долговечнее“ будет их власть: народ как бы дает свое согласие на эту власть и (косвенно) на те методы, которыми она осуществляется.

Важнейшим методом изменения рамок в политике является все же изменение УБЕЖДЕНИЙ тех, от кого может зависеть легитимность политика. И это задача идеологии и пропаганды, которые постепенно делают легитимными многие вещи, казавшиеся недавно немыслимыми. Методы пропаганды оболванивают, „обыдляют“ народ, делая ничтожным то, что было недавно ценным, приветствуя то, что было безнравственным, смешивая и извращая понятия ДОБРА И ЗЛА.

Постепенно народ начинает как бы „хотеть“ того, что хочет политик: быть несвободным, ненавидеть ближнего (который теперь именуется „врагом“), доносить на соседа, поддерживать тирана в его геополитической „борьбе“, жертвуя жизнями своих сыновей.

Как же раздвигаются эти рамки человеческого сознания, рамки убеждений миллионов людей. Эта небольшая многоходовка описана Джосефом Овертоном. Он показал, что жизнеспособность любой идеи зависит не от предпочтений конкретного политика, а от того, попадает ли она в так называемое „окно возможного“. Его теория стала известна под названием „Окна Овертона“.

Любая идея может (нередко с помощью различных поилиттехнологий или пропаганды) совершить путь по следующей цепочке:

Как только идея, ставшая популярной, принимается большинством за норму жизни, то политик может ставить ее себе на службу, эксплуатируя убеждения электората и превращая его в своих сообщников.

Конечно, изменение убеждений и морали миллионов людей – это вопрос тонкого или грубого манипулирования. Вина в этом полностью лежит на политиках и тех, кто продвигает подобные идеи в массы (то есть, на журналистах). Но эти самые миллионы, поддающиеся пропаганде – все же люди СВОБОДНЫЕ и ОТВЕЧАЮЩИЕ за все, что они делают. Поэтому доля вины за собственное „обыдление“ лежит и на них. Они могли бы не слушать радио, не смотреть телевизор, не читать газеты, являющиеся рупором пропаганды – словом, отказаться быть реципиентами и проводниками зловредных идей. Но это только легко сказать…

Что же людям смотреть, слушать, читать в условиях массированного наступления СМИ на их умы? Как не принять те идеи, которые приняли и с удовольствием и убетхденностью обсуждают и ре-транслируют их друзья и родственники? Человек нуждается в обществе – и он готов н КОНФОРМНОСТЬ ради того, чтобы не быть исключенным из своей группы. Человек – лишь человек… Поэтому, хоть “он виноват, но он… не виноват” в тех условиях, когда он превращается (по воле “сверху”) лишь винтиком машины власти. Значит – в ответе за все те, кто ради стремления к собственной вседозволенности в политике готов на подлости и ЛОЖЬ. Ведь именно он творит зло НАМЕРЕННО, насаждая в людях ненависть.

***

По счастью, не каждый политик, жаждущий власти, находит в себе силы и возможности, чтобы подобным образом расширить сферы своего КОНТРОЛЯ. Но многие из тех, которым это удается, всем хорошо известны, ибо они изменяют не только ситуацию в своей стране, но и облик и устройства мира, влияют на миропорядок. Мы об этом немало говорим в наших материалах (см. например раздел СУБСТАНЦИОНАЛЬНОСТЬ И ОБЩЕСТВО, РОМАНТИЗМ). Они проходили путь от ограниченности рамками их свободы до (по сути) вседозволенности, что обернулось каждый раз трагедиями миллионов людей и большой кровью.

• Назад
• Вперёд